– И какую книгу тебе почитать, тигрёнок?
Он взял с прикроватной тумбочки детскую книжечку с картинками.
Это… это такое непередаваемое ощущение. Глубоко вздохнув, я начала читать. Сначала было сложно вернуться к чтению на французском, но после нескольких страниц стало легче.
Через двадцать минут, улыбаясь, я вышла из комнаты Эдриена.
Когда я вернулась в гостиную, Ремингтон вольготно сидел на диване без рубашки и с бокалом вина в руке. Я замерла на месте, любуясь красивым мужчиной, который задумался о чём-то настолько сильно, что даже не услышал, как я вошла в комнату. Я скользнула взглядом по его телу. Идеальный пресс, как раз в меру мускулистые руки. Тёмные волосы на груди сужались на животе в тонкую полоску и исчезали в джинсах. Верхняя пуговица была расстёгнута.
Мама дорогая!
Словно услышав мои мысли, Ремингтон повернул голову и посмотрел на меня. На его губах расплылась кривоватая улыбка, взгляд скользнул по моим ногам, а потом вернулся и замер на груди. Соски мгновенно затвердели, когда я вспомнила о том, что произошло в chambre trois.
Господи, насколько же сильно я им очарована.
– Готова? – слово эхом рознеслось по комнате, увеличивая напряжение между нами.
Прочистив горло, я скрестила руки на груди и только после этого подошла, став перед ним. Ремингтон поднялся и поднёс бокал с вином к моим губам, а потом немножко наклонил. Я сделала жадный глоток, а между бёдер нарастало мучительное томление.
И к чему, собственно, я должна быть готова? К сексу? Или к разговору? Ещё с нашего ужина я пыталась представить, какого будет почувствовать на себе полностью обнажённого Ремингтона. Во мне. Но меня не отпускали мысли о пережитом страхе, когда по пути к дому Ремингтона та машина попыталась столкнуть нас с дороги.
– Я хочу тебя написать.
– А я хочу поговорить.
Настороженно Ремингтон провёл рукой по лицу, а потом поставил бокал на столик и начал метаться по комнате.
– Давай на время забудем об этом. Позволь мне написать твой портрет.
Я грозно взглянула на него.
– Почему забудем?
Ремингтон резко остановился, повернулся и подошёл ко мне.
– Потому что я не хочу, чтобы этот человек встал между нами. Сегодня был такой замечательный день. И больше всего мне хочется как можно дольше растянуть удовольствие. Жиль уже занимается этой проблемой. Пожалуйста, пойдём со мной. Обещаю, мы позже об этом поговорим. – Голос был полон настойчивости. Ремингтон протянул мне руку. – Давай ещё хоть немного насладимся компанией друг друга.
– Ты же понимаешь, я всё равно не отступлю и заставлю тебя сдержать обещание?
Он кивнул. Я взяла его за руку, и Ремингтон заметно расслабился. Так или иначе, для разговоров у нас впереди целая ночь.
Ремингтон повёл меня мимо кухни по коридору, белые стены которого были увешены картинами.
– Какую живопись ты предпочитаешь? – спросила я и, оглянувшись на Ремингтона, застукала, как он пялится на мою задницу. – Кажется, у кого-то слабость к моей попке, я права?
– Хм... У меня слабость к каждой, даже самой крошечной, клеточке твоего тела. – Неожиданно его рука скользнула вниз по моей спине. Растопырив пальцы, Ремингтон обхватил мою ягодицу и нежно сжал. – Мне близок реализм.
– Ладно. Считай, что на сегодня ты получил мою попку в полное своё распоряжение. Чего не сделаешь ради искусства.
Без предупреждения он резко развернул меня и прижал к стене. Обхватив запястья обеими руками, Ремингтон наклонился ко мне.
– Только сегодня?
– Да. И, кстати, ты отвлекаешь меня. Насколько я помню, Сен-Жермен, мы должны были поговорить о случившемся.
– Знаю. – Прижавшись своим лбом к моему, Ремингтон закрыл глаза. – Просто мне так хочется, чтобы этот вечер закончился на приятной ноте. Ведь мы же можем это сделать? Обсудить всё позже?
– Для начала ответь мне на один вопрос. Это имеет ко мне какое-то отношение?
Медленно открыв глаза, он закусил нижнюю губу и посмотрел на меня из-под длинных загнутых ресниц.
– Я пообещал всегда говорить тебе только правду, поэтому отвечу на твой вопрос. И да. И нет.
Выдохнув, я слегка пошатнулась.
– И как, чёрт, возьми, я должна это понимать? Ты знаешь, кто это делает?
Он покачал головой.
– Меня вряд ли кто-то посчитает такой важной и знаменитой. Что им от меня надо? – я на секунду замолчала, кое-что вспомнив. – Письмо. Ты с Эндрю читал какое-то письмо в лицее «Святой Бернадетт». Его прислали… мне?
Ремингтон отрывисто вздохнул.
– Нет.
Несколько минут я смотрела ему в глаза. Он говорил правду. Тогда что же было в том письме?
– Давай сейчас не станем об этом думать, ладно? Мы великолепно провели день, давай не будем его портить, – Ремингтон провёл ладонью вниз по моей руке и переплёл наши пальцы вместе. – Пойдём со мной, ma belle.
От такой нежности по моему телу разлилось тепло. Ремингтон повёл меня в какую-то комнату и, прежде чем мы вошли, включил свет. Отпустив мою руку, он пошёл вправо, к шкафам. Повернувшись, я осмотрелась.
Эта комната полностью отличалось от любой другой в этом доме. На терракотовых стенах с одной стороны были брызги красок разных цветов: синей, зелёной и красной. В дальнем конце комнаты возле кушетки-рекамье стоял табурет. Напротив него с другой стороны - мольберт, а за ним - столик с кучей разнообразных кисточек, красок и чего-то, очень похожего на уголь.
– Для натурщицы на тебе слишком много одежды, Селена.
Встав передо мной, Ремингтон с вопросительным взглядом потянулся к верхней пуговице моей блузки. Как только я кивнула, он медленно расстегнул пуговки, стянул с плеч шифоновую вещицу и позволил ей соскользнуть на пол. Рука поползла ниже и замерла на поясе джинсов. Только в этот раз он ни мгновения не колебался.